Р.
............Я никогда не умел стрелять. Не умел и не хотел делать этого, потому, что с детства не любил огнестрельное оружие. Не понимал, как можно выстрелить в живое существо, только потому, что у тебя есть оружие и тебе этого хочется или тебя этому учили. Меня не учили этому в школе, не учили в колледже или институте. Меня не учили этому в армии, там вообще нечему учиться, не учил меня мой отец щелкать затвором и досылать патрон в ствол. Я не понимаю как устроен этот механизм – «убийство». Как от человека остается только память просто потому, что ты прижал винтовку к плечу, посмотрел в прицел, увидел живое существо, и представил как сквозь одежду пульсирует его сердце, на пару секунд затаил свое ровное дыхание, и в промежутках между ударами твоего сердца, плавно спустил курок и остановил биение другого сердца.
Порох, воспламеняемый искрой от капсюли, создает огромное давление внутри гильзы и пуля, с чудовищной силой, подвластной только Дьяволу, раскручиваясь, вылетает на встречу жизни. Первой жертвой этой огромной энергии становится воздух, протыкаемый куском сконцентрированной энергии, затем пуля с чудовищной силой и со свинцовым безразличием проникает в ткани живого существа.
В школе я был хорошим биологом. Я отлично знал как появляется жизнь, как растет сирень, как набухают почки березы по весне, как в утробе матери развивается плод лесного лосенка, знаю как микроскопическая жизнь, называемая туфелькой, делясь на много маленьких ботиночек, появляется в пруду, как белянка живет в своем кукольном царстве и потом выбирается к солнышку, как мама любит своего непоседлевого сына, как пахнет свежее парное молоко, как жужжит майский жук теплыми летними вечерами. Как все приходят в этот мир, чтобы помочь друг другу.
Я просто сидел, прислонившись к стволу осины и рассматривал паучка, которого мне принес восточный ветер. Маленького почтового вестника. Черного паучка с кучей лапок, пытавшегося забраться по своей паутинке на верх, к моей ладони. Мой АКМ просто лежал на моих грязных армейских штанах, заляпанных высохшей глиной вперемешку с кровью и черной землей. Этот тяжелый предмет, называемый оружием не должен делать ничего плохого. Именно поэтому я стал его охранником, просто присматривал, чтобы Он никогда не стрелял, потому, что я ему запрещал. Я держал его в чистоте и порядке, чтобы он не сделал ничего такого, о чем мог потом пожалеть.
Моя правая нога уже не так сильно кровоточила и боль по-тихоньку перешла в ноющую стадию. Бинты кончились, а действие местной анастезии потихоньку уменьшалось, но у меня еще оставалась одна ампула. Спасительная ампула анастетика, оставленная мне Серегой. Ампула, рожок и словарь с арабского. Интересно, что если боль преследует тебя в течении долгого времени, то к ней можно привыкнуть и почти не замечать.
Серега – мой друг и душа нашего взвода всегда ругал меня за то, что я не хочу как все палить по вечерам в сторону гор. За то, что я не носил с собой запасной рожок. Я отвечал ему, что мне не нужен и тот, что в автомате. Но он всегда носил с собой и мой комплект. «Эх ты, переводчик» - говорил он, с усмешкой, укладывая мои рожки к себе в рюкзак – «Это же твоя жизнь».
Вечерами мы сидели с ним у промокшей брезентовой палатки и смотрели на звезды. Звезды такие яркие, такие теплые звезды. Я читал ему Омара Хаяма на арабском. Серега говорил, что ему нравится их язык. Нравится как он звучит, словно песня, словно речь мудреца. Еще он каждый раз обещал мне, что после окончания контракта, тоже пойдет учиться на переводчика. Он рассказывал, что в детстве хотел стать космонавтом, но из-за плохой успеваемости в школе, не мог поступить даже в техникум, поэтому после ПТУ ушел в армию и вот уже шестой год носит гимнастерку и керзачи. Серега – лучший прапорщик в части, прошел две компании. Говорил, что когда он возвращался домой, через день его снова тянуло в горы, когда он был в горах, он хотел домой. Рассказывал, что когда в третий раз вернулся в горы, жена не выдержала и подала на развод. Теперь живет в столице, с «нормальным» человеком. Хотя я часто вижу как Серега забирает у нашего писаря письма от нее. Получает и тут же складывает к себе в вещь-мешок. Говорил, что прочитает, когда станет переводчиком.......................................
Порох, воспламеняемый искрой от капсюли, создает огромное давление внутри гильзы и пуля, с чудовищной силой, подвластной только Дьяволу, раскручиваясь, вылетает на встречу жизни. Первой жертвой этой огромной энергии становится воздух, протыкаемый куском сконцентрированной энергии, затем пуля с чудовищной силой и со свинцовым безразличием проникает в ткани живого существа.
В школе я был хорошим биологом. Я отлично знал как появляется жизнь, как растет сирень, как набухают почки березы по весне, как в утробе матери развивается плод лесного лосенка, знаю как микроскопическая жизнь, называемая туфелькой, делясь на много маленьких ботиночек, появляется в пруду, как белянка живет в своем кукольном царстве и потом выбирается к солнышку, как мама любит своего непоседлевого сына, как пахнет свежее парное молоко, как жужжит майский жук теплыми летними вечерами. Как все приходят в этот мир, чтобы помочь друг другу.
Я просто сидел, прислонившись к стволу осины и рассматривал паучка, которого мне принес восточный ветер. Маленького почтового вестника. Черного паучка с кучей лапок, пытавшегося забраться по своей паутинке на верх, к моей ладони. Мой АКМ просто лежал на моих грязных армейских штанах, заляпанных высохшей глиной вперемешку с кровью и черной землей. Этот тяжелый предмет, называемый оружием не должен делать ничего плохого. Именно поэтому я стал его охранником, просто присматривал, чтобы Он никогда не стрелял, потому, что я ему запрещал. Я держал его в чистоте и порядке, чтобы он не сделал ничего такого, о чем мог потом пожалеть.
Моя правая нога уже не так сильно кровоточила и боль по-тихоньку перешла в ноющую стадию. Бинты кончились, а действие местной анастезии потихоньку уменьшалось, но у меня еще оставалась одна ампула. Спасительная ампула анастетика, оставленная мне Серегой. Ампула, рожок и словарь с арабского. Интересно, что если боль преследует тебя в течении долгого времени, то к ней можно привыкнуть и почти не замечать.
Серега – мой друг и душа нашего взвода всегда ругал меня за то, что я не хочу как все палить по вечерам в сторону гор. За то, что я не носил с собой запасной рожок. Я отвечал ему, что мне не нужен и тот, что в автомате. Но он всегда носил с собой и мой комплект. «Эх ты, переводчик» - говорил он, с усмешкой, укладывая мои рожки к себе в рюкзак – «Это же твоя жизнь».
Вечерами мы сидели с ним у промокшей брезентовой палатки и смотрели на звезды. Звезды такие яркие, такие теплые звезды. Я читал ему Омара Хаяма на арабском. Серега говорил, что ему нравится их язык. Нравится как он звучит, словно песня, словно речь мудреца. Еще он каждый раз обещал мне, что после окончания контракта, тоже пойдет учиться на переводчика. Он рассказывал, что в детстве хотел стать космонавтом, но из-за плохой успеваемости в школе, не мог поступить даже в техникум, поэтому после ПТУ ушел в армию и вот уже шестой год носит гимнастерку и керзачи. Серега – лучший прапорщик в части, прошел две компании. Говорил, что когда он возвращался домой, через день его снова тянуло в горы, когда он был в горах, он хотел домой. Рассказывал, что когда в третий раз вернулся в горы, жена не выдержала и подала на развод. Теперь живет в столице, с «нормальным» человеком. Хотя я часто вижу как Серега забирает у нашего писаря письма от нее. Получает и тут же складывает к себе в вещь-мешок. Говорил, что прочитает, когда станет переводчиком.......................................
-
-
01.10.2006 в 13:00-
-
01.10.2006 в 20:00Make love, not War.
(Дж.Ленон)